Безрукова Е.Е. Из сборника «НАБРОСОК»

Я хочу позабыть свое знанье.

Лучше плакать потом, чем заранее

Соль держать в осторожной горсти.

Жизнь, прощаю тебе ускользание,

Ты же мне торопливость прости.

…Мы тогда не играли, мы знали:

Жизнь прожить — будто час на вокзале

Простоять средь прощаний и встреч:

Кем бы мы друг для друга ни стали,

Ничего не возможно сберечь.

Мы друзей поменяем и семьи,

Чтоб навеки — ни с вами, ни с теми

Не смешаться и не прирасти,

Вырвать только взошедшее семя,

Быть все время в начале пути.

Воли вкус не забудешь, изведав,

Словно кровь свою в первых победах,

Мир вокруг бесконечен и пьян.

Ты твори его, пусть неумело,

Но творцу сквозь восторг обалделый

В сладкой сырости первого дела

Будет трепетен каждый изъян.

Плещет ветер в лицо одичалый,

Неизвестностью дышит начало

И попахивает ворожбой.

Как опасно стоять на пороге,

Если в помыслах дерзки, как боги,

Коль свободный ты и одинокий

Просто лишь потому, что живой.

* * *

Когда в миру благословенном

Нам стало страшно без границ,

Мы водрузили миру стены,

Чтоб тьма не знала наших лиц,

Чтоб их ветра не обжигали,

И не влекло пространство нас,

И наши лица увядали,

И вяла зоркость наших глаз.

И мы сочли — что все узнали, —

Да знание покрылось сном. —

Так правят миром  в тронном зале,

Так верят в храме расписном.

И вот от веры — только опий

Остался нам, да письмена…

И от развенчанных утопий

Душа безверием полна.

А тех, кто заглянул за стены,

Безумцев, прогоняли с глаз. —

За миром стен благословенных

Вдруг неизвестность выпьет нас?

Тогда, неузнанные тьмою,

Во тьме сырой — пропали мы…

Безумец, что там за стеною,

Помимо тьмы, безликой тьмы?

— Там тьма и свет, и ветер свежий…

Полет — лишь дай душе взмахнуть…

— А путь туда кратчайший  — где же?

— Безумие — кратчайший путь…

* * *

Если ты знаешь, что значит ждать,

Окна — нет, время — сверля глазами…

Легче — не зная куда бежать,

Скрипнув у пропасти тормозами.

Время, не мучься в моей груди,

Испепеляя меня прилюдно.

Мудрую душу в миру найди

И у нее попроси приюта.

Я же не в силах уже сдержать

Колких секунд в рукавах-дорогах.

Время, кто знает, как больно ждать, —

Прочерк в бессмертных твоих уроках.

* * *

Свечной огонь мне капает в глаза,

Как будто между нами нет границы,

И нам друг друга так легко пронзать,

Как сны…

— да знать бы, кто кому здесь снится,

Кто здесь в какой реальности живет,

Придумав им названья и различья.

И потому огонь как будто жжет,

Что выдумкой от тела отграничен.

Единство, забери меня назад,

Где мы размыли рубежи слезами…

Ведь зрение ты льешь в мои глаза,

Чтоб все вокруг слилось перед глазами.

* * *

Лица в сумерках чуть различимы.

Суетою последней звеня,

Гонит город людей и машины,

Он засыпан снегами большими,

Как остатками белого дня.

Жизнь, которой не нужно причины,

Ты не требуй причин от меня.

Я давно умерла, но воскресла,

С плеч не снег отряхая, а прах,

Я иду, молода, как невеста, —

В синеве и печали окрестной,

Там, где город тщетою пропах, —

Так неправильно и неуместно,

Как весна в белокрылых цветах.

Сколько мне еще глупых смертей,

Как газетных дурных новостей?

Сколь еще возвращений назад

То ли вовремя, то ль невпопад? —

Жизнь молчит и вопросов не слышит,

Легким флюгером где-то на крыше

Чуть поскрипывая озорно.

А куда ее ветер колышет,

Ей неведомо и все равно…

* * *

Какая печаль обещана,

Седая, как птица вещая?

На высохшем небе трещина,

Пустынном без божьих слез.

И сущее солнцем выстлано —

Неискренно, но неистово,

Все светло, но вряд ли истинно,

Хоть кажется, что всерьез.

Но чувства сквозь веток прозелень

Нежны, как вода на озере.

Верны, как в колоде козыри,

Поскольку всегда верны.

Но жить и не стать бесцветными —

Что скалам быть незаметными,

Что выйти с глазами светлыми

И детскими из войны…

И чтобы ты мне запомнилась

Сквозь жаркого солнца холодность,

Приди и пролейся, молодость,

Беспечностью дождевой,

Дневную тоску взрывающей,

Движеньем — к душе взывающим,

Стремленьем — пока жива еще,

Остаться еще живой.

* * *

За попытку смысла — вера как оброк,

Колокольным гамом купола кричали.

Расшвыряет ветер оперенье строк,

И хлестнет наотмашь по моей печали.

От избытка мыслей, сумрачных пустот,

Я сливаюсь с ветром дымом темно-серым.

В перевоплощеньи близится исход

Остановкой сердца, преткновеньем веры.

А сомненье где-то в сердцевине дня,

Намечая жертву, силится незримо

В перевоплощеньях отыскать меня,

Только я за мною еле уловима.

Я разъединяюсь, как колода карт,

Как колонна шахмат, вечною войною.

Громко бьюсь о небо, расточая дар

За свое незнанье исходить виною.

* * *

Вот и треснуло небо с холодной водой —

Хоть прожить, а хоть выжить осталось — изволь же

До последнего края с каймой золотой,

До прощаний, а может быть, дальше и больше…

Что за прихоть печальная бьется во всем,

От которой бежать наугад и наощупь

Хоть водой дождевою и хоть в чернозем,

Чтоб вернуться травою сквозь мерзлую толщу.

Дни торопят послушную гибель свою.

Проходя по траве, ты оступишься странно. —

Это я, это я, это я восстаю.

Это жизнью земля кровоточит, как рана.

* * *

Господи, сколько назначено

Горя, любви и души!

Светом нездешним оплачено

Предначертание жить.

Воздух вдыхая, подраненный

Неразделенной весной,

Все принимаю заранее,

Что ты задумал со мной.

За дерзновенье довериться

Вещей печали твоей

Жизнь никогда не изменится

На подражание ей.

Строки бедою горячечной

Рушатся между висков.

Сколько души нерастраченной!

Вот и неси высоко…

От сонного детства останутся детские сны,

Сквозь пальцы вода — чей-то окрик, и вздох,

и «прощайте!».

Мы вышли куда-то, и думали, что спасены,

Как птицы из гнезд в направленьи, которое — счастье,

Чтоб замысел божий почувствовать в чьей-то душе,

Что камень найти, о который не жалко разбиться.

Прощай, моя радость, поскольку еще и уже

Любовь — слишком гордая вещь для того,

чтобы сбыться,

Всего-то — частица какой-нибудь фразы витой. —

Чем громче слова, тем верней — о каком-нибудь вздоре.

А выгляни — город заполнен весенней водой

По самое горло, по самое синее море.

* * *

Кто эту ноту впрыснул в этот воздух?

Кто в кровь мою речную — этот звук,

Чье тельце бьется в берегах венозных,

Как будто просит материнских рук?

Нет, музыка, тебя не существует.

Пропарывая небо плавником,

Твой звук посмертно черноту целует

И на тот свет уходит прямиком.

Сверкая пустотою изначальной

В прорез, в незарастающий просвет

Ты от роду — не нота, а молчанье.

И нас с тобой на самом деле нет.

Мы призраки, мы сны — не оттого ли

Попробуй, что мы живы, усомнись,

Когда струна до настоящей боли,

Вибрируя, колеблет эту жизнь.

Ты, музыка, не нотой — а искрою.

Сойтись с тобой — предать себя костру.

Стой!

Я лицо ладонями закрою.

А пальцы пахнут кровью после струн…

* * *

Как пыль с руки,

Слетит благополучье.

И тронет белизной:

«А кто же ты?»

Ты одинокий путник,

Ты попутчик

Трясущейся вагонной пустоты.

Ты вышел на перрон на полустанке,

Ты умер там.

И в разных сторонах

Развеет ваши с поездом останки.

Развеет звуки в ваших именах.

Как ты в степи

Прислушивался к звуку —

В пустой травинке

Времена гудят —

Так пустота взяла тебя под руку

И повела на родину назад.

* * *

Вот бог, а вот бессонница до края

Его непостижимых облаков.

Благодарю, в бреду ее сгорая,

За неизбежность рваться из оков.

Стоять на воле, на ветру простудном,

Где сердце ветром выдуло насквозь.

Как трудно одному на свете людном

Поверить в одиночество всерьез.

Поверить и принять его, такое,

Где все родство закончилось вчера,

Где через грудь пробитую рекою

Текут миры и жизни, и ветра…

* * *

Узнавание медленно тронет глаза.

Узнавание медленно сердце кольнет.

Где-то меж «да» и «нет», между «против» и «за»

тает лед…

Эту талую воду я медленно  пью,

И она горяча, хоть и так холодна.

И как будто живу, и как будто люблю

И не чувствую дна.

Все, что найдено только что — было  всегда,

Все едино, лишь высмотри, только пойми,

Ведь мы знаем не больше, чем знали тогда —

Детьми…

Я когда-то с водою покинула плен,

Но зовет из глубин меня та же вода.

И когда этот лед растворится совсем —

Тогда…

* * *

Ты знаешь, как небытие приходит

Из глубины молчащего нутра?

И ты стоишь на том же месте вроде,

Где жизнь была свободна и пестра.

Но распускает камешек кругами

Сомнение по дремлющей воде.

Ах, чьими, боль, ты сделана руками? —

Не скажешь по сердечной борозде.

Откуда тьма случается на свете?

Кто здесь творец всевышних перемен,

Что плачем мы, как брошенные дети,

Когда еще не брошены никем…

* * *

Отлучат ли меня от моих тайн?

Оторвут ли меня от моих пут?

Колокольного ветра поток, влетай,

Здесь тебя тишиною и пеньем ждут.

Кружит дым, иллюзорный, как белый свет,

То ли кони в нем ржут, то ли розы жгут.

Разверни свои краски, оставь след,

Тканью белой, как саван, тебя ждут.

Растревоженный жар из седых пустынь,

Растревоженный лед поднебесных круч,

Между вами пределы мои пусты,

Между вами к самой пустоте ключ.

Вы нагрянете за полночь, в ведьмин час,

Заколдованный круг зазвенит кольцом

И сорвет покрывало с моих глаз

И к самой пустоте повернет лицом.

— Вот пришло твое время, твой званый пир.

С этой точки расходятся свет и мгла.

Хочешь — выйди назад в сотворенный мир.

Хочешь — выйди с другой стороны стекла…

* * *

Струна моя, душа моя, тоска…

Раскачивает ветер заоконье.

Я призраку, я промельку близка,

И ты сквозь пелену меня запомни.

Откуда знать мне, что произошло

Со мной, подвластной всем ветрам и силам,

И что — легко, а что — невыносимо, —

Болераздел снегами занесло.

Пусти меня, больничная кровать,

Качаться ветром, отголоском думать,

Что мне теперь в пустые жилы вдунуть,

Коль жизнь дарить — почти что отдавать…

* * *

Когда я буду травой,

высокой, живой, зеленой,

и ветру с дождем

мне мокрые косы рвать

на склоне горы большой,

на кромке земли соленой

корням вековать,

а ветру во мне

летать…

Тогда —

ты полюбишь меня?

* * *

Простоволосой и мирской

Уйти от бога и от дома.

Как пахнут поезда знакомо

Железом, пылью и тоской…

Пусты глаза в толпе людской

В любви сникающей и чахлой…

Как одиночество пропахло

Железом, пылью и тоской.

Оно пробьется из-под век

И выдаст все при первой встрече.

Во всей пустыне человечьей

Кому ты нужен, человек?

* * *

Бессмысленно бежать.

И оставаться жутко.

У ледяной звезды

безжалостны глаза.

Там, где рукой подать

до краешка рассудка,

В грозу твоей судьбы

спокойны небеса.

Вон листья гонит жизнь

в размашистую осень.

Иль не горька им боль

да гибель не страшна? —

Ну, почему, скажи,

они не ропщут вовсе?

Ну, почему же мне

страшна их тишина?