Горышин Глеб Александрович (1931-1998)

Горышин Глеб Александрович родился 15 марта 1931 г. в Ленинграде, в родном городе он и прожил всю жизнь. Но местом своего рождения как писателя Г. А. Горышин всегда считал Алтай.

Окончив факультет журналистики Ленинградского университета, весной 1954 г. он получил распределение в газету «Сталинская смена», на целинные земли Алтая. О своем осознанном выборе Горышин написал в предисловии к своей главной книге «Запонь», посвященной блокадному опыту поколения родителей: «…как в знойный полдень головою в прохладную заводь, я попросил направить меня на работу на целину, на Алтай. Это был мой первый самостоятельный шаг, первый кирпич в собственноручной кладке судьбы-биографии. Слава богу, что я его совершил, первый шаг определил весь дальнейший путь…»^[1]. Первый шаг был сделан с энтузиазмом, с верой в преображающий страну самоотверженный труд, в собственные молодые силы. Глеб Александрович в полном смысле принадлежал нарождающемуся поколению шестидесятников, влюбленному в будущее своей страны. Влюбленностью в открывшиеся ему степные, горные, лесные и озерные просторы дышит вся его молодая алтайская проза.

«…В самом начале, так далеко, что двоится, плывет изображение, – вспоминает Горышин в очерке «Сюжет на тропе», – я жил на Алтае, работал в молодежной газете. Журналистика приучила меня к блокноту – записывать нужное для газеты и еще сверх того ненужное, для себя. В алтайских целинных совхозах, на полевых станах, в степи под скирдой соломы, в доме приезжих на Чуйском тракте, над Катунью, над Бией, над Алеем, над Обью я писал для того, чтобы самоопределиться, найти свое место, координаты в огромном, заново обретаемом, движимом великими трудами, преобразуемом мире, среди сонмищ людей»^[2].

Статья «Сюжет на тропе» – одна из авторских исповедей Глеба Горышина, в ней сформулировано его главное творческое правило: «Надежда моя – на дорогу или, вернее сказать, на тропу; мой сюжет на тропе, надо вначале его отыскать, промерить сюжет ногами, а потом написать. Это правило я выработал для себя за годы странствий…»^[3]. О своих художественных задачах и принципах Глеб Александрович размышляет и в очерке «О пользе пешего хождения», вновь вспоминая Алтай: «Уезжая с Алтая, опять возвращался туда, потому что именно там первоначало моей литературной судьбы. Алтай меня вывел в люди, можно сказать и так. И нынче, когда мне становится скучно дома – скука бывает смертной, берет за горло, если не пишешь, сорвался с дела, – я обращаюсь к степям и горам Алтая: «Господи, дай мне силы, как прежде, выйти на Чуйский тракт, поднять руку перед идущим грузовиком, забраться в кузов, махнуть до Чибита, а там пешком в Улаган, подняться к перевалу Кату-Ярык, спуститься к Чулышману, сто километров тропы, зажечь костер на берегу Телецкого озера – за мною приедет мой старый товарищ, наблюдатель поста гидрометслужбы Николай Павлович Смирнов: «Здравствуйте, давненько у нас не бывали…» – «Здравствуйте, Николай Павлович, все недосуг…»^[4].

Н. П. Смирнова, наблюдателя поста гидрометслужбы на Телецком озере, натурфилософа, москвича, избравшего Алтай своей судьбой, вырастившего на таежных скалах яблоневый сад, Горышин на Алтае «среди сонмищ людей» нашел не сразу. Но он на десятилетия остался одним из его избранных героев, примером мужества, жизненной и нравственной стойкости, верности убеждениям.

О значении для Горышина собственной «тропы», как жизненной, так и литературной, тропы на своем жизненном «поле» (и на литературной ниве) говорит и заглавие одной из его книг – «По тропинкам поля своего» (Л., 1983), в которую вошли как путевые очерки, так и рассказы о писателях – М. Пришвине, И. Соколове-Микитове, В. Белове, В. Шукшине и др. Книга алтайских рассказов для детей также названа «На алтайской тропе» (М., 1983).

Собкором «Сталинской смены» (с 1956 г. – «Молодежь Алтая») по Бийской группе районов и Горному Алтаю Г. А. Горышин работал с 1954 г. до весны 1957 г., регулярно публикуя здесь, а начиная с 1955 г. – и в «Алтайской правде», очерки-репортажи с целинных полей. В архиве Глеба Александровича сохранилась объемная папка с газетными вырезками этих лет – свидетельство того, насколько дороги ему были его первые журналистские опыты. «Моим пером, – вспоминал он позднее, – водило чувство свободы и счастья жить в мире, исполненном красоты и силы жизнетворчества»^[5]. По газетным вырезкам можно воссоздать хронологию и географию его командировок и составить представление об их героях и сюжетах. Горышин пишет главным образом об алтайских совхозах, о трудовых подвигах, о целинном хлебе и рядовых целинных героях, главном богатстве страны. Есть среди его газетных публикаций и отчеты о спартакиадах в г. Барнауле, о театральных премьерах в г. Бийске, о сельской художественной самодеятельности, о молодых алтайских литераторах, есть и охотничьи очерки-зарисовки. Немало написал он и фельетонов – любым отклонениям от руководящего курса, как известно, в те годы не было пощады. Горышин был, по собственному признанию, «писучим собкором» и не раз за это поощрялся.

Жизни в г. Бийске и работе в газете он посвятил очерк-воспоминание «Картинки на бегу», опубликовав его много лет спустя в альманахе «Алтай»^[6]. Герой очерка, живя в г. Бийске сначала в гостинице, затем снимая угол у бабки Степаниды, совершает непонятные местным жителям утренние и вечерние пробежки. «Бегающих не по делу, а из прихоти в ту пору, кроме меня, в Бийске не завелось. Не таков был город Бийск, чтобы по его улицам или даже в предместьях праздно мельтешить под ногами – очень сильный был трудовой накал: целинная эпопея, всесоюзная комсомольская стройка вблизи города…». Эпизоды своей бийской жизни писатель назвал «картинками на бегу»: «Сначала пробежать, а потом задуматься – вот в чем дело – над одной человеческой жизнью, очень знакомой и такой необдуманной до сих пор – моей собственной жизнью».

В этом же альманахе Горышин поместил и свой самый ранний алтайский рассказ «Семерочка»^[7] как свидетельство общей для молодой литературы конца 1950-х гг. «решимости впервые раскрепоститься», «вылущиться из насаждаемого десятилетиями идеологического норматива». «Помню, – признается автор в предисловии, – меня тогда поразили первые рассказы Юрия Казакова (чуть позже — рассказы Василия Шукшина) – именно свободой самоизъявления, какой-то неуемностью личностного начала, игрою словом, никем до этого не тронутой правдой жизни… Значит, можно и так?»

Первым опубликованным произведением Горышина был написанный на Алтае рассказ «Лучший лоцман»^[8] о лесосплавщиках на Бие. Алтайские сюжеты составили и первый сборник его рассказов «Хлеб и соль» (Л., 1958). Здесь, в рассказе «Бельфлер-китайка» впервые появился создатель яблоневого сада на берегу Телецкого озера Михаил Афанасьевич Костромин, прототипом которому послужил Н. П. Смирнов. Его «особенная, умудренная тайгой и трудами жизнь» составила и сюжет рассказа «Синее око», вошедшего в сборник рассказов «Синее око» (Л., 1963). Позднее по впечатлениям от новых поездок на Алтай Г. А. Горышиным были написаны повести «Снег в октябре» (1965) и «До полудня» (1966–1967).

В Горно-Алтайске на съемках фильма «Живет такой парень» Глеб Александрович познакомился с Шукшиным, сыграв в его фильме эпизодическую роль, которая в сценарии называлась «здоровый мужик». Дружба с Шукшиным завязалась позднее и продолжалась, как и переписка, много лет. В Сростки, на Шукшинские памятные дни, Горышин после смерти Шукшина приезжал неоднократно, а о Василии Макаровиче вспоминал: «Таких, как Василий, парней можно было встретить на Чуйском тракте, в кабинах грузовиков, – я всегда дивился мужеству, силе духа, особому таланту – да, да, именно таланту этих парней, годами ездящих краем пропасти, через заоблачные перевалы. Я думаю, если бы судьба Шукшина сложилась как-то иначе, то он стал бы шофером на Чуйском тракте…»^[9].

Любопытно, что в 1984 г., вспоминая написанное на Алтае, Глеб Александрович выделил среди алтайских рассказов один: «Рассказ «Охотник Горюхин» мне подсказала сама природа Алтая, взрастившая не только исполинские кедры, но и бестрепетные, в лучшем смысле простодушные характеры. Рассказ я написал в одночасье. Только нужно было вначале добраться до первоосновы, то есть приехать на Алтай, обуться в кирзовые сапоги, скинуть в таежных походах жирок городского долгосидения, прокоптиться у костров, навострить глаза и уши…»^[10].

Уехав с Алтая, в 1958–1962 гг. Горышин работал в геологических и изыскательских партиях в Восточных Саянах, в зоне затопления Братской ГЭС (где прорубал «судовые хода»), в Забайкалье, на Дальнем Востоке; в 1962 г. был корреспондентом газеты «Правда» на Сахалине. Повести и рассказы, созданные по материалам этих поездок, вошли в сборники «Фиорд Одьба» (Л., 1961), «В тридцать лет» (Л., 1961), «Земля с большой буквы» (М.; Л., 1963). В 1960 г. Г. А. Горышин был принят в Союз писателей.

Путевой очерк остался его основным рабочим жанром, а дорога, тропа — главным сюжетообразующим началом его прозы. Подробный путевой дневник или же летучие, беглые заметки, письма с дороги (и даже «открытки с дороги») стали его любимой, привычной литературной формой. С молодых лет Горышин осознавал себя последователем «странствующей музы» Паустовского и Пришвина, «естественная» философия его ранних вещей формировалась также и под заметным влиянием прозы Андрея Платонова. Писатель обращался к первоосновам жизни, утверждал ценность простых, не осложненных рефлексией потребностей человека в труде, любви, близости природе. Критика в 1960-е гг. отмечала свойственный Г. А. Горышину лиризм, открытость авторского «я», способность передать «волнующее дыхание современности».

И еще одному принципу, определившемуся уже в ранней алтайской прозе, Глеб Александрович сохранил верность – журналистскому по своей природе принципу документализма, когда цену имеет подлинность и достоверность, когда в центре внимания оказывается реальное событие и конкретный человек.

Алтайский журналистский опыт во многом определил и другую важную особенность его прозы – автобиографизм. Повествователь в его прозе всегда узнаваем, это сам автор, сознающий свою неотделимость от постигаемого и изображаемого им природного и человеческого мира. Об этом Горышин писал: «…все, что было, – было со мной, и отделить себя от этого и отдать другим, придуманным мной людям, я не умел. Я хотел писать повесть, но получался дневник»^[11]. За «навязчивый автобиографизм» его много критиковали, но дневниковая исповедальность, как и репортажность, оформились в прозе Горышина в художественную систему, они определяют ее индивидуальность, ее своеобразие. «Рассказ – мой любимый жанр, – признается Горышин. – У меня он ближе всего к дневнику, иногда произрастает из дневниковой записи. Дневник приучает писать о себе всю правду. Ну, пусть не всю, однако же правду…»^[12].

И молодая, и зрелая проза Г. А. Горышина отразила его неизменное стремление из города «в леса», его главной темой всегда был труд на земле, главной проблемой – природная и национальная основы человеческой личности. Он не изменял журналистскому принципу поиска материала и работал по преимуществу в свободной очерковой форме, синтезирующей элементы различных жанров художественной эссеистики – путевого, мемуарного, биографического, технологического очерка, записок натуралиста («Родословная», 1969; «Водопад», 1970; «День-деньской», 1972; «Тридцать лет спустя», 1973; «Этим летом», 1973; «Лавина», 1976 и др.). Работал Горышин и в жанре литературно-критического очерка, написав десятки предисловий и послесловий к книгам писателей-современников, собрав важнейшее в книгу «Жребий: рассказы о писателях» (Л., 1987). Горышин – автор более 20-ти книг прозы, они переведены в Польше, Венгрии, Чехословакии, Японии.

На Алтай Глеб Александрович возвращался не раз. Он вообще любил возвращаться – к ранее пережитому, увиденному, написанному, вновь проживая, достраивая, дописывая жизненные сюжеты. В аннотации к книге повестей и рассказов «Стар и млад» (М., 1978) он написал о себе: «Автору свойственно постоянство интереса, привязанностей к определенным жизненным ситуациям, личностям; избрав однажды, то есть найдя в жизни, он затем, по прошествии лет, возвращается к ним, словно дописывает начатое, в соответствии с неповторимой реальностью человеческих судеб».

Возвращаясь на Алтай, Глеб сожалел о том, что паузы в его поездках были долгими. Такое признание в пятнадцатилетней, непростительно долгой разлуке звучит на первых страницах его «алтайских дневников» «Не только о погоде»^[13]. «Телецкое озеро. Карагай. Ранняя осень 1976 года, – так начинаются эти дневниковые записи о возвращении к Озеру, к «Синему оку». – Его можно смотреть, осязать, глотать, дышать им; оно дает пищу всем органам чувств. Оно утоляет…», – так эти записи заканчиваются. «Горит костер, сложенный из плавника, споро горит, синеватым пламенем, – пишет Горышин. – На той стороне залива виден дом Николая Павловича Смирнова. Я жгу костер, наваливаю в пламя лапник, чтобы было побольше дыму. Надеюсь, старый водомер приедет на дым. Бывало, лет пятнадцать назад, приезжал, таков был условный знак… Николай Павлович садился в лодочку с деревянными уключинами, за самодельные весла, перевозил».

В свой приезд на Алтай в 1976 г. Горышин привез на Телецкое озеро дочь, то есть меня: «Сидит у костра моя дочка Анюта. И я сижу на палом березовом столбе, долго живший, изрядно уставший – от самого себя. В моей жизни было хорошее и плохое, как в любой человеческой жизни. В ряду хорошего – в самом первом ряду – вот это Озеро. Озеро моей молодости…». И дальше читаем: «Добрался досюда заскорузшим, усталым, полууснувшим от кислородного голодания. И вот просыпаюсь; спасибо Озеру… Гляжу на Озеро, обращаюсь к нему с внутренним монологом: “Озеро, помоги мне вернуться к себе самому, молодому. Я же к тебе вернулся, ты видишь… Я тебе изменил, ушел от тебя на долгие годы, грешил с другими озерами, реками и морями. Но я вернулся, ты слышишь меня?.. И привел с собой дочь…”».

Характерно, что собственный алтайский дневник 1976 г. Горышин объединил с многолетними дневниковыми записями своего героя – Николая Павловича Смирнова. В этом не столько литературный прием, сколько признание особой близости с ним, родственности в любви к алтайской природе, в пристальной наблюдательности, в склонности к ежедневным записям и размышлениям «не только о погоде». В очерке «Сад»^[14], одном из нескольких очерков о Смирнове, Горышин отметил: «Руководствуясь, должно быть, велением той самой, общей у нас, писательской жилки, Николай Павлович все свои дневники за десятилетия (они пишутся и сегодня) переправил ко мне в Ленинград. Я его попросил об этом, он сразу и согласился. Все они – день ко дню – составляют книгу жизни; главный герой в ней – Телецкое озеро и очарованная озером человеческая душа…». Очарованная озером душа была и у Смирнова, и у его ленинградского гостя. Много размышлял Горышин и о драматизме судьбы наблюдателя поста гидрометслужбы на Озере, о непризнании его самоотверженных трудов, о кознях местной бюрократии и, что еще трагичнее, о гибели в тайге и на озере пятерых (из семнадцати) детей, об их непонимании и конфликтах с отцом. Но сегодня, пишет Горышин, «ни один алтайский альбом не обходится без смирновского сада. Сад на горе над чудо-озером сам по себе – рукотворное дивное диво. Он вошел в ожерелье драгоценностей Алтая. Снимки этого сада, портрет садовода я видел даже в американском географическом журнале…».

Редактированию и изданию чужих рукописей, возглавив в 1973 г. отдел прозы в ленинградском журнале «Аврора» и в 1977 г. став его главным редактором, Глеб Александрович отдал много сил. В уже упомянутом сборнике рассказов о писателях «Жребий» есть рассказ «Чужие рукописи», кончающийся словами: «Чужие рукописи остаются с нами, как наши сердечные боли».

В 1970-е и 1980-е гг. Горышин работал преимущественно в жанре повести-репортажа, писал о землепроходцах Сибири и о земледельцах Центральной России, о работе спасателей в Хибинах. Герои его прозы – делатели, труженики, искатели, автором всегда двигал интерес к яркой и неповторимой человеческой судьбе.

Своего героя-труженика, героя-подвижника в эти годы он снова находит на Алтае. Им становится директор совхоза «Восход» Антон Григорьевич Афанасьев. Его труду на алтайской ниве Горышин посвятил несколько очерков и повестей: «В степи у самых гор» (1976), «И день, и год…» (1981), «Легкий полевой обед» (1981), «Хлеба подгорели» (1988).

«Осенью 1978 года, – писал Горышин, – я приехал в село Карамышево Змеиногорского района Алтайского края. Колхоз «Восход» в те годы хорошо шел по хлебу, хотелось увидеть, кто, как дает нам большой хлеб. Осень стояла погожая, горизонт в предгорной алтайской степи замыкали синие горы. Председатель колхоза «Восход» Антон Григорьевич Афанасьев оказался собою красив, по-сибирски могуч, умен, нравом буен и весел, неуправляем (впоследствии это свойство принесло ему кучу невзгод, да и мне тоже). Я написал тогда очерк о председателе передового колхоза – «В степи, у самых гор»^[15]. Ежегодные поездки из Ленинграда в Карамышево продолжались четыре года. «Снова и снова, – вспоминал Горышин, – я попадал в мир чистых страстей высокого напряжения, в самое пекло борьбы за хлеб, когда председатель оставлял себе на роздых дай бог четыре часа в сутки. Очерки об алтайском хлебе, о сибирском характере (потом их назвали повестями) я писал в упоении уборочной страды, тут же, на месте действия, в гостинице колхоза «Восход», в короткие минуты нашей разлуки с председателем Афанасьевым. Писал и думал, что ежели бог тебе дал хоть малую толику таланта, осуществить его можно вкупе с талантом, найденным в жизни, дабы подзарядиться. Талантом движется каждое дело. Талант возвышает работу до творчества. Особенно это заметно на хлебной ниве, где каждый день – непочатый белый лист бумаги. Я думал, что поиск героя – это поиск таланта. Герой нашелся, писать алтайские повести мне было легко, счастливо…»^[16].

Это, пожалуй, одно из важнейших признаний Глеба Александровича: «…писать алтайские повести мне было легко, счастливо…».

В 1990-е гг. книги Горышина выходить перестали, последняя – «Гора и Берег» – вышла в 1989 г. Печатал Глеб Александрович свои «записи», «записки», уже не изменяя любимому очерково-дневниковому жанру, в журналах и газетах, печатал регулярно, также не изменяя журналистскому принципу каждодневного труда, необходимого свидетельства, отчета о переживаемом времени.

В последние годы он все чаще писал стихи, включая их в прозаический текст, да и сама его проза, особенно пейзажная, ритмически и образно все ближе становилась стихотворением в прозе. В 1990-е гг. он опубликовал несколько поэтических подборок (в альманахе «Алтай», «Авроре», «Дне русской поэзии») и издал – за свой счет – два поэтических сборника: «Виденья» (Л., 1990) и «Возвращение снега» (СПб., 1996).

Восхищение чудом жизни и благодарность за это чудо – главный мотив поздней прозы Горышина. Особенно поэтично-любовная проза его последней книги «Слово Лешему». С нежной любовью названы составившие ее очерки – «Луна запуталась в березе», «Возвращение снега», «По весне, по осени», «И вздох осин при каждом шаге»… В середине 1980-х в д. Нюрговичи на Вепсской возвышенности Глеб купил избу, в которой жил с весны до осени, из лета в лето. Деревня – в тайге, на берегу глубокого темного озера – умирала. Немногих оставшихся в ней стариков переселили в поселок, в опустевшие избы въезжали дачники. Медленную смерть деревни Глеб и писал год за годом – на фоне бессмертия лесов, озер, восходов и закатов. Книга складывалась почти десять лет, очерки публиковались, но издания книги автор не дождался. Она вышла в 1999 г. посмертно.

Жизненные итоги – главная элегически грустная тема последней книги. Таежное вепсское озеро напоминает автору алтайское Озеро и так же его «утоляет».

Домой плыл в час угасания дня, пришествия ночи. Озеро сделалось гладким, а небо еще более светлым, с белыми облаками, синими промоинами, и невысоким. Греб еле-еле, но подвигался. Было тепло, хотелось одного: чтобы так еще было, было. Жизни не переделаешь, легче не станет, но есть же, есть приют для души, пристанище для бренного тела. Прости, Господи, грешного раба Твоего непрощеного…

 

Вчера я шел по весеннему лесу, мысли были простые: ходить по лесу – и только, хватит мне этого. Записывать жизнь деревьев, кустов, мхов, кочек, трав, ив, рек, ручьев, холмов. Они все – живые, мыслящие, страждущие, ликующие существа.

И я вдруг нашел себе объяснение: я являюсь описателем местностей, из которых состоит Россия. Что успею, то опишу, всякий раз наново влюбляясь, прикипая сердцем к обретенному предмету. Каждая местность России пригожа, краса ее не хвастлива, не выставляет себя напоказ, сокрыта в душе. Душа познается в трудах, хотя бы в трудах хождения…

И еще:

Не написаны зима, весна, лето; я все пишу предосеннюю пору. В позднюю осень тоже не залезаю. Я нахожусь в ранней и средине осени, моя поздняя осень скорехонько придет.

До поздней осенней поры Глеб Александрович не дожил. Он скончался в ленинградской больнице 10 апреля 1998 г.

Из прозаических строк в «Слове Лешему» стихи вырастают легко и органично, с естественностью роста полевых трав.

Звенит тишина. С той стороны Озера двоит кукушечий голос. Того гляди распустятся купавы; стоят на косогоре, будто павы. Их лица желты, головы круглы. В избе просели печка и углы.

 

На небе ласточек не стало, зато привольно комарам. И все же плакать не пристало, не слышно воплей по дворам. Не видно птиц – такая малость! Уж на лугу второй укос… Разлетье. Красок побежалость. Пустынно небо, как погост.

Этической и поэтической заповедью звучат последние строки автобиографических записок Глеба Горышина «Мой мальчик, это я»: «Моя мама нарекла меня Глебом не в потемках, а на духовном свету, дошедшем до нас неугасшим. Маме хотелось вырастить сына любящим тех, кто дал ему жизнь, кротким. Кротостью и любовью дышит из глубины веков “Сказание о Борисе и Глебе”…»^[17].

Любовью и кротостью дышит поздняя проза Глеба Горышина. Ее первоначалом был Алтай.

А. Г. Гродецкая, дочь Г. А. Горышина

Литература

Отдельные издания Г. А. Горышина

Хлеб и соль : рассказы / худож. О. И. Маслаков. Л. : Совет. писатель, 1958. 164 с.

Снег в октябре : рассказы и повесть / худож. Э. П. Соловьева. Л. : Лениздат, 1966. 265 с.

До полудня : две повести / худож. Э. П. Соловьева. Л. : Совет. писатель, Ленингр. отд-ние, 1968. 329 с.

Этим летом : повесть, рассказы, заметки. Л. : Совет. писатель, Ленингр. отд-ние, 1975. 294 с. : портр.

Избранное : рассказы и повести / [вступ. ст. В. Лаврова]. Л. : Художеств. лит., Ленингр. отд-ние, 1981. 469, [2] с.,

Чистая вода : рассказы / худож. Э. П. Соловьева. М. : Сов. Россия, 1982. 366 с., [1] л. портр.

На алтайской тропе : [рассказы : для дошк. возраста] / [худож. С. Бордюг]. М. : Малыш, 1983. [24] с. : цв. ил.

По тропинкам поля своего : странствия, размышления. Л. : Совет. писатель, Ленингр. отд-ние, 1983. 334, [2] c., [1] л. портр.

Легкий полевой обед : [очерк о пред. колхоза «Восход» Змеиногор. р-на А. Г. Афанасьеве]. М. : Совет. Россия, 1984. 63, [1] с. (Писатель и время).

Избранное / [послесл. Б. Рощина]. Л. : Лениздат, 1988. 509, [2] c., [1] л. портр. : ил.

Гора и берег : повести. М. : Современник, 1989. 542, [2] с. : ил. (Новинки «Современника»).

По тропинкам поля своего : повествование о селе Карамышево и тружениках совхоза «Восход» Змеиногор. р-на. Барнаул : Алтай, 2007. 120 с., [16] л. ил.

Литература о жизни и творчестве

Горышин Г. Что значит – от первого лица / записал В. Познин // Советская культура. 1985. 17 авг. С. 6.

Беседа с Г. Горышиным о его произведениях, посвященных людям Дальнего Востока и Алтая.

Муравинская Л. И. Странствия и творчество: (к истории литературной жизни Бийска в связи с его 300-летием) // Бийский вестник. 2009. № 1/2. C. 110–116. Библиогр. в подстроч. примеч. – Из содерж.: [о Г. А. Горышине]. С. 114–116.

Ишутина Е. Н. Горышин Глеб Александрович // Шукшинская энциклопедия. Барнаул, 2011. С. 86–87.

Корольков А. Слово о Глебе Горышине // Алтай. 2011. № 3. С. 171–172.

Петров М. Слово о лешем: заметки о писателе Глебе Горышине // Алтай. 2012. № 3. C. 166–173.

Плешкова О. И. Образы Алтая в литературе для детей // Алтайский текст в русской культуре : сб. науч. ст. Барнаул, 2015. Вып. 6. C. 302–310. – Из содерж.: [о книге Г. А. Горышина «На алтайской тропе»]. C. 304–305.

Тирская С. «Работай – в этом наше спасение» // Алтайская правда. 2019. 24 июля. C. 4 : фот.

О дружбе писателя, режиссера, актера В. М. Шукшина и Г. А. Горышина, снявшегося в фильме «Живет такой парень».

Тирская С. Помните парня на ИЖе? // Алтайская правда. 2020. 14 марта. C. 4 : фот.

О связи писателя Г. Горышина с Алтайским краем.

Глеб Горышин (1931–1998) : сайт. СПб., 2011. URL: http://goryshin.spb.ru (дата обращения: 31.08.2020). Текст : электронный.

[1] Горышин Г. Запонь : повести, рассказы, очерки. Л., 1980. С. 11.

[2] Горышин Г. Сюжет на тропе // Литературная Россия. 1976. 23 апр. С. 8.

[3] Там же.

[4] Горышин Г. О пользе пешего хождения // Горышин Г. Стар и млад : повести, рассказы, очерки. М., 1978. С. 6–7.

[5] Горышин Г. Сюжет на тропе // Литературная Россия. 1976. 23 апр. С. 8.

[6] Горышин Г. Картинки на бегу // Алтай : лит.-худож. и обществ.-полит. альманах. 1990. № 4. С. 53–61.

[7] Горышин Г. Семерочка // Там же. С. 61–67. Тот же рассказ под названием «Есть по Чуйскому тракту дорога…» напечатан в журнале «Аврора» (1990. № 8).

[8] Горышин Г. Лучший лоцман : рассказ // Нева. 1957. № 3. С. 116–120.

[9] Горышин Г. «Где-нибудь на Руси…»: Василий Шукшин // Горышин Г. Жребий : рассказы о писателях. Л., 1987. С. 105.

[10] Горышин Г. Возвращаясь к напечатанному // Ленинградская панорама : лит.-критич. сб. Л., 1984. С. 306.

[11] Горышин Г. Синее око. Л., 1963. С. 221.

[12] Горышин Г. Возвращаясь к напечатанному // Ленинградская панорама : лит.-критич. сб. Л., 1984. С. 301.

[13] Горышин Г. Не только о погоде : Алтайские дневники // Горышин Г. Уроки доброты : встречи, портреты. Л., 1986. С. 179–294.

[14] Горышин Г. Сад // Горышин Г. Любовь к литературе : повести и рассказы. Л., 1987. С. 130–141.

[15] Горышин Г. В степи, у самых гор // Литературная газета. 1976. 3 нояб. (№ 44). С. 10.

Опубликован в рубрике: Наш советский характер: Конкурс «ЛГ» на лучший очерк.

[16] Горышин Г. Хлеба подгорели // Звезда. 1988. № 2. С. 190.

[17] Горышин Г. Мой мальчик, это я… : записки по вечерам // Наш современник. 1994. № 7. С. 121.

Источник информации: Алтайский край, 2021 г.: календарь знаменат. и памят. дат. Барнаул, 2020. С. 62-69. (текст в формате PDF)