1992

1992 – В издательстве «День» вышла повесть Николая и Сергея Ореховых «Барнаул – столица мира». Иронический детектив братьев Ореховых имел огромный резонанс и внес свой вклад в мифологию Барнаула. Это была ирония над собой и окружающей действительностью, но фраза стала крылатой. Способствовало этому и рок-н-ролльное движение 1980-х. Само определение «Барнаул – Столица Мира» впервые прозвучало из уст отца барнаульского рок-движения Сергея Лазорина, лидера местной группы «The 9», который стал прототипом одного из персонажей повести. Одна из песен «Девятки» начиналась со слов: «Говорит “Радио-Барнаул”. Барнаул – Столица Мира». С тех пор сотни тысяч барнаульцев на вопрос о месте жительства отвечают не просто Барнаул, а именно «Барнаул – столица Мира».

Спустя десять лет писатель и музыкант Сергей Михайлович Орехов (3 марта 1957, Барнаул – 21 марта 2018, Барнаул) внес в произведение некоторые поправки и выпустил новую версию, являвшуюся самостоятельным литературным произведением, которое укрепило уже существующий миф о том, что Барнаул является некой духовно-мистической столицей мира. Столь неординарное проявление региональной идентичности забавляет приезжих, но отнюдь не разрушает веру жителей края в это. Повесть «Барнаул – столица мира» – иронический детектив. Эта история произошла в те достославные времена, когда пиво продавалось не столь разбавленным, в продаже, правда, в пивных ларьках  и магазинах, оно появлялось довольно редко, и потому приобреталось и употреблялось в наибольших по возможности объемах, сахар свободно лежал в магазинах, и народ знал, что он народ. Что тогда нашло на городок в центре евразийского материка? Какая сила вмешалась в его сонную провинциальную жизнь? Имела ли место попытка вторжения неких неведомых космических сил или только репетиция вторжения – авторы не берутся отвечать на этот вопрос.

В повести едва ли не впервые (после Рерихов) прозвучала мысль о географическом положении города в центре Евразийского материка и его духовной миссии – быть Столицей Мира, столицей духа. Диапазон смыслов города ожидаемо колеблется от определения «заурядная провинциальная дыра» до мистических ворот, лестницы в Шамбалу. Откровение о подлинной сущности города произносит «сумасшедший» иностранец Бреннер, цитируя «древний трактат египетских жрецов»: «Все придет на круги своя, и станет град малый и далекий Барнаул Столицей Мира!..»

Отрывки из повести:

«Оставшись один, Харвей прошел в спальню и, не разуваясь, растянулся на кровати.

“Вот я и в Сибири”, – подумал он. За один день из Амстердама в Москву и из Москвы – в Барнаул. Харвей усмехнулся. Кто знал об этом городке раньше? А теперь Интерпол узнает о нем столько, что и ЦРУ не снилось. Харвей потянулся, хотелось спать. Перепад в часовых поясах давал о себе знать. Харвей повернулся лицом к окну. Барнаул: 650 тысяч жителей, по здешним меркам – крупный административный центр, на самом же деле – заурядная провинциальная дыра. Кучка заводиков обложила городок со всех сторон, усердно коптя небо, да настолько успешно, что еще издалека, на подлете к городу, грязное облако смога ненавязчиво лезло в глаза…»

«Харвей поднимался вверх по Ленинскому проспекту. Высокие старые тополя бросали на прохожих тень и безостановочно сыпались пухом, который лип к лицу, забираясь в нос, витал в разогретом воздухе. Пух скопился у бордюров, застилал траву газонов, и когда Харвею, словно по сугробам, приходилось, обходя встречных, шагать по нему, он поднимался легкими облачками и следовал за его ногами, цепляясь на брюки. Харвею не нравились тополя и тополиный пух, Харвею нравились платановые и кипарисовые аллеи.

У ЦУМа Харвею тоже не нравилось. Площадь Советов отдаленно напоминала гарнизонный плац, и от такого впечатления не спасал даже фонтан. Все дома вокруг площади, бесспорно, мечтали о более изысканной отделке. Дома казались приземистыми по причине своей малоэтажности. Нависающее над домами небо словно прижимало их к земле. В отличие от Октябрьской площади, на которой глаз отдыхал, невольно притягиваясь к гастроному под шпилем, здесь глазу не за что было зацепиться».

«Начиналось утро. Над Столицей Мира вставало солнце. Столица давно ждала этого и готовилась. Как всегда, тщательно. Она расправила свои улицы, выгнула навстречу небу крыши домов, распушила кроны деревьев.

Солнце поднималось из серых облаков, расстилавшихся над великой равниной. Солнечные пронзительные лучи пробивали облака в тонких местах, проскальзывали в разрывы и, пронизывая туман, колыхались на волнах огибающей Столицу реки.

Столица была еще очень молода, но она уже знала, что она – Столица Мира. Где-то и близко, и далеко находились другие столицы, которые тоже хотели стать Столицами Мира. Пораженные тяжкими недугами разрушения, умирающие от болезней, поразивших их из-за собственной неосмотрительной торопливости, умирающие от старости, они все претендовали на это звание и эту роль, хотя знали, что мало носить звание и играть роль, Столицей Мира надо быть, как была ею Она с еще не развившимся ядром маленького городка, с еще не обремененным мировым значением юным сознанием, но уже с проросшим зерном неподдельного величия.

Столица Мира приветствовала новое утро. В домах просыпались люди. Столица с удовольствием позволила бы им по-настоящему выспаться и набраться сил, но люди сами загнали себя в собственные законы – самозахлопывающиеся ловушки. Столица любила людей. Но любила не всех, а лишь тех, кто действительно был ею рожден, воспитан ею – этих Она считала своими детьми, они были Ее собственностью – аборигены».