Баймундузова Т.Н. Избранные стихотворения

А ветер, наверное, трепетен оттого, что

Попутную душу мою пролетел насквозь,

Почуяв помехи в сердце и дрожь под кожей,

Чуть позже меня поняв, что не можем врозь.

И в нашем дыхании общем планета тонет —

С детьми и собаками вместе. А я — лечу.

Куда? Где-то был ответ на моей ладони,

Но это — на ветер. А ветру — задуть свечу.

Не вижу со светом — полета хочу слепого!

А слезы от ветра слезами не назову.

Любимые люди, возьмите ключи от дома.

Купите светильник. Я там уже не живу.

* * *

Мой город пьян и стар.

Не требуйте отдачи.

Мы выйдем на вокзал,

Поедем и заплачем,

Отмахиваясь от

Предательских иллюзий.

И день пройдет, и год,

И города не будет.

А вдоль его пути

От мусорки до храма

Останутся дожди

И рельсовые шрамы…

* * *

                               Отцу

Больно тает снег

В прорезях подножных.

Шрамы по весне

Спрятать невозможно,

Как твои глаза.

У меня — такие.

У тебя — гроза,

У меня — стихия.

Две души — вразлет,

Но — одно и то же.

Наш последний год

Вырвался из кожи.

Я его несу,

Рваного, подпольно.

Слезы по лицу,

Потому что больно…

* * *

Вся жизнь… И пусть я малая минута

В твоих часах, вся жизнь — из круга вон,

Заранее минуты перепутав

И презирая времени закон,

И правильность икон стерев заранее,

Оставив тень для общей синевы…

Как бесконечна я в своем незнании

И вероломна в выборе судьбы!

Иначе — только смерть, как вера в точку.

И пусть я — лишь минута, но при том,

Срывая циферблата оболочку,

Вся жизнь уже любуется грехом.

И если скажешь ты — часы не врали,

Всю жизнь — часы не врали. И тогда

Оправдываю всех. Себя — в начале

Незнанья, вероломства — и суда

* * *

К ночи по беду пойду. А у вас — больное сердце.

Промотали второпях! И по-бедная петля —

То ли впромах, то ли впрок, то ли свыше, то ли сверху…

Вы не трогайте ее, потому что это для

Одиноких и седых, недошедших и неточных,

Для оставленных во тьме (хоть бы кто кому помог!)

День струится между строк, между делом, между прочим…

И не я ему — судья, и не я ему — пророк.

* * *

И что же мне делать в безумии этом искусном?

Как мир беспощаден к простому желанию жить!

И зло — по-звериному, по-человечески грустно,

И хочется то ли глаза, то ли окна закрыть.

Не слышать шагов и не видеть дороги вкруг дома.

Пока сумасшедшие люди кружат и кружат,

Все судьбы прописаны в желтой ладони кленовой —

Уже через месяц их дворники испепелят.

А дворников смоет дождем… И ковши, и ковчеги

По лужам ли, по небу двинутся порожняком.

Забавное время грядет, господа человеки.

Останутся только молитвы мои ни о ком

Во всезамирании медленный слышу тик —

Сердечная истина в судорогах шумна!

Как будто бы город последний день стоит.

Как будто бы завтра — атомная война.

В начале заката станет красной строка,

Тяжелая, словно поздней рябины кисть.

А после заката — еще темней облака,

А после заката — еще труднее спастись.

Но после заката — какая нам ночь падет!

Длиннее разлуки! Синее любимых глаз!

И кто-то отчаянный души из нас возьмет.

И кто-то спасет, и, быть может, погубит нас.

* * *

Стынут руки… Где ты, образ?

Я больна, иду на убыль,

Неосознанно врастаю

В запотевшее стекло.

Сонный город, тихий голос

Заговаривает зубы,

Грубой судорогой судеб

Зубы белые свело.

Ночь в автобусном народе

Размножает сновиденья.

Где ты, образ? Дай мне повод,

Проведи меня сквозь мглу.

И напевы тех мелодий,

Что в рождении и в смерти,

Тонкой ниточкой пристынут

К запотевшему стеклу.

* * *

Это припадок, это болезнь такая:

Броситься в небо, не разбирая строп,

Перелетая, падая, пропадая.

Слишком жестоко: отшельник и мизантроп —

Это душа моя… Нет, не душа — железо!

Господи, этим ты мне выправляешь стать!?

Будто плиту надгробную в спину врезал.

Слишком жестоко. С этим нельзя летать.

* * *

Закату день, как Богу грешник, верен.

Он пьет вино и молится всерьез.

Прощайте, братцы, ухожу на север,

А попросту — слетаю под откос.

Прощайте на закате, Бога ради,

Чтоб вы наутро не узнали, как

Тоской смертельной белый свет накатит,

Безжалостно зажав меня в кулак.

И все. Меня не ждите. В невозможном,

Обетованном, северном краю

Я собираю ягоду-морошку

И белую пургу боготворю.

* * *

Асфальтовый канат натянут и упруг.

Он твердостью шагов ничуть не содрогаем.

На том конце пути движения замрут.

На том конце, которого не знаем.

Асфальтовый канат врастает в небеса.

Он режет провода и вряд ли перетрется.

Но вертится земля. И падает роса.

И оступаются канатоходцы.

* * *

Я перееду в Париж, Амстердам иль Берлин —

Будешь ли жив ты разлукой, как пишут поэты?

Геополитика нашей с тобой любви

Гонит вагоны, наматывая километры.

Авиалайнеры мчит, к полосе — полоса,

В снах оставляя дом и речные броды.

Я забываю, какого цвета твои глаза…

Кажется, цвета самой нелетной погоды.

* * *

                                               Дочери

Дыши, моя единственная любовь, дыши…

Не ровен сон, всколыхнется лунный свет на реке.

Всю эту ночь мы с тобою вместе плывем в тиши,

Час к часу, дыханье к дыханью, рука к руке.

Верстовые разметины по небу — островам,

Измотавшимся вкруг оси, потеряли счет.

А где-то в преданиях давних твоих течет Нева,

И когда-нибудь унесет тебя, унесет…

Я печалюсь. Причалы лодочные храню тебе,

До тех пор, пока под моими веками рекам течь.

Это правда, пожалуй, единственная из всех,

Моя сонная артерия, моя дочь.

Сон твой короток, словно молитва Отче Наш,

Не запоминая слов, глубоко вдохни.

А завтра с утра мы снарядим свой экипаж

И переправимся в город на самом дне страны…

* * *

Мой неравный и несравненный,

Прожигатель ночных свечей!

Я добуду тебе полено —

Запали его горячей.

Будет полночь пожаром кровным

Наши жилы пережигать,

И семь пядей твоих надбровных,

И моих в сердцевине — пять.

Ближе к утру, зарей окрашенному,

Придержу ночевую мглу…

Чтобы было тебе не страшно

Выгребать из меня золу.