Бородкин П.А. РАСКРЫТАЯ УЛОВКА

Источник: Материалы переданы редакцией журнала «Алтай»

Бородкин П.А. РАСКРЫТАЯ УЛОВКА Рассказ

Home

За заводским посадом, на лужках по речке Барнаулке, собиралась на гульбища мастеровая молодежь, но не веселилась по-настоящему. В хороводных кругах толкались почти одни парни с мрачными, унылыми лицами, в пестрядинных рубахах, и лишь редкими цветами проглядывали пестрые девичьи одеяния.

В канцелярию Колывано-Воскресенского горного начальства посыпались доношения. В них парни испрашивали разрешения на выезд в иные места для поисков желанных невест. Горное начальство всполошилось. Сам начальник заводов сиятельный генерал Борис Иванович Меллер не без тревоги в голосе говаривал высшей офицерской братии:

— Ущерб превеликий интересу ея императорскому величеству наступит оттого, что молодые парни, слоняясь по округе, задолжаются работой заводской конторе…

По этим мотивам генерал самолично решил помочь в беде мастеровым парням и на первый случай затребовал списки всех посадских девиц. Девиц оказалось едва не вдвое меньше парней. В списках про девиц говорилось всякое:

«…Софья Бессонова… 20 лет от роду… постоянно страдает икотой… часто бывает в обмороках… к тому же крепко глуха на левое ухо…»

«…Наталья Беспалова… 19 лет… забывчива и слабоумна… по-дикому хохочет во сне… видом и ненадежным здоровьем омрачает жизнь родителей…»

«…Авдотья Карпова… 18 лет… за застарелой нутреной болезнью спины припадает на правую ногу, бочит при ходьбе… лицо порыто оспой… каждодневно жалуется на головные боли… к замужеству малопригодна…»

Генеральские глаза округлялись, выползали из орбит от превеликого удивления.

— Как на подбор, калечь разбитая… ни единой девицы, годной к замужеству!..

После короткого раздумья генерал пришел к заключению, не лишенному здравого смысла:

— Сии девицы не виновны в собственных изъянах и должны иметь мужей…

В тот же летний день 178… года два горных офицера прямо из кузницы привели к генералу подмастерье Гаврилу Буянова от копоти и дыма черного, как галка. Гаврила стоял ни жив, ни мертв от испуга. И в самом деле бывалое ли дело, чтобы растрепанный и неумытый мастеровой топтал грязными обутками расписные ковры на полу генеральского кабинета?

Мастеровой перебрал в памяти все сколько-нибудь значащие события последних лет своей жизни и не нашел в них того, что могло бы так неожиданно и спешно привести его в нежелательную компанию.

Генерал щурил и без того узкие глаза, еле сдерживая широкую улыбку, которая вот-вот грозила окончательно стереть с лица выражение всегдашней строгости и заставить его передернуться в неудержимом хохоте.

— Не желаешь ли, молодец, ожениться?..

Необычный вопрос, смеющийся голос генерала вконец сбили с толку Гаврилу. Он пробормотал что-то невнятное в ответ, неуклюже и совсем невпопад перегнулся в поклоне.

— Так я и полагал… знамо, что желаешь… по глазам твоим вижу.

Генерал малость повременил и прежним голосом объявил:

— Невесту для тебя сыскал… Авдотью Карпову…

Гаврила рухнул на колени, уста его неожиданно разверзлись и понесли такое, что генерал поначалу повел плечами:

— Благодетель ты наш, высокое превосходительство, за твою-то заботу о мастеровом человеке лоб в земных поклонах разбить не жалко!.. Только я за Авдотьюшку-то дважды сватался, да отец ее, бочкарь* Аким Карпов, благословенья не дает!..

— Дважды, говоришь? Экая твоя голова бесталанная. — Генерал не выдержал и закатился неудержимым звучным смехом.

— А мы за-а-аставим бочкаря отдать свой бесценный товар такому разудалому купцу-молодцу, как ты! За-а-ста-вим! Только уговор таков: как к венцу пойдешь — извести, желаю лицезреть жениха с невестой в свадебных нарядах!

Генерал взял у офицера листок бумаги, испещренный мелким бисером скорописи, поставил в конце жирную, размашистую роспись, отдал Гавриле.

— То предписание бочкарю Карпову, чтобы не упорствовал отдать замуж за тебя девку Авдотью… а теперь ступай!

В первый же воскресный день в приходской церкви барнаульских мастеровых Захария и Елизаветы Гаврила обвенчался с Авдотьей. Деревянная церковка была до отказа забита народом, быть может потому, что за последние годы только одному Гавриле посчастливилось найти невесту в посаде. Церковный причт свою службу исполнял с редкой торжественностью. В середине службы над благоговейно молчавшей толпой пронесся, зашуршал в сводах тревожный, боязливый шепот:

— Их превосходительства… их превосходительства…

Толпа раскололась надвое. На хорах дружнее зазвучало торжественное песнопение.

По середине людского коридора с подчеркнутой важностью проследовал Меллер в новом мундире, на котором по-парадному горели начищенные ордена, медали и знаки генеральского отличия. Генерал вел под руку супругу. Их сопровождала блестящая свита горных офицеров.

Генеральская чета всю службу сохраняла на лицах сдержанные умильные улыбки, будто впереди предстояло нечто интересное и занимательное. Однако постепенно выражение светлейших лиц строжало. Прежде всего, генеральская чета невольно обратила внимание на толстую, туго свитую косу невесты. Сам генерал с завистью подумал про себя, что такая коса была бы под стать его жене Аннет. И действительно, для полного совершенства генеральше не хватало именно пышной косы, которая легла бы тяжелым грузом на спину и кончалась бы где-то ниже колен.

«И для чего вороне павлиний хвост…» — направление мыслей генерала вдруг смешалось.

Новобрачные сделали несколько шагов вперед, чтобы поцеловать крест и дать клятву перед ним в вечной супружеской верности. Невеста шла ровной, плавной и легкой походкой.

Генерал вспомнил написанное в списке:

«…Припадает на ногу… бочит при ходьбе…» — и метнул недоуменный взгляд на супругу.

В эту минуту невеста повернулась лицом к народу и генералу на какое-то мгновение показалось, что церковный полумрак, разбавленный трепетным светом мигающих свечей, затмило жаркое солнце.

Глянуло редкой красоты лицо, открытое и чистое, с умными и выразительными небесной сини глазами, в которых светилось смешанное чувство радости жизни и детского удивления происходившим.

Генеральская чета пристыла к месту. Она не замечала поочередных поклонов новобрачных, их родственников и всех тех, кому предстояло занять место за свадебным столом.

Генерал стряхнул оцепенение, когда церковь опустела, подошел к священнику, по-юношески порывисто спросил:

— Как прозывается невеста, отец Иннокентий?

Священник тайком ухмыльнулся в бороду, смиренно и почтительно ответил:

— Авдотьей Карповой, ваше высокопревосходительство…

На другое утро полухмельной бочкарь Аким Карпов предстал перед разгневанным Борисом Ивановичем.

— Твоя ли дочь обвенчалась вчерашним воскресеньем?

— Так точно, ваше высокопревосходительство! — ответил бочкарь и почувствовал, как от генеральской строгости проясняется рассудок.

— Ведомо ли тебе, что твоя красавица-дочь в списках значится страшилищем уродливым?

Бочкарь оторвал от неба присохший язык и поведал про все начистоту:

— Дык как же неведомо… ить Авдотья дочь родная мне, ваше высокопревосходительство.

— Пошто врал, мерзавец?

— Виновен во вранье, ваше высокопревосходительство… А ить нельзя иначе… страшную да болезненную девку горное начальство к замужеству не понуждает… мы, мужики, извечно в заводской работе ходим, а у каждого скотина, покосы да пашни малость есть! Незамужняя-то девка, почитай, работничек бесценный для родителей до гроба…

Генерал без труда дознался, что в волостях и селах Колывано-Воскресенской округи добрая половина девиц блекла до полного женского увядания в одуряющей работе по домашности, и пришел в неописуемую ярость.

Перво-наперво генерал приказал разослать указ по всей округе о том, «…чтобы родители не чинили помех дочерям своим в желании выйти замуж, не чернили их лживыми наговорами, а кто поступит супротив указу, того в собрании всей братии, как приличнее будет наказать плетьми или батожьем…»

Бочкаря Акима Карпова отменно высекли плетьми в назиданье всем, кто имел в Барнауле незамужних дочерей. Сам генерал присутствовал на экзекуции.

Пожилые мастеровые, отцы семейств, на оханье и стоны бочкаря отвечали тяжкими вздохами, хмурили брови. Напротив того, молодые парни и девки, вырядившись во все праздничное, не скрывали довольных улыбок на лицах, поедали генерала благодарными взглядами.

Зеленая молодежь и в мыслях не допускала, что не ради ее счастья генерал так рьяно заступничал, а единственно из-за того, чтобы «…не воспоследовало ущербу интересу ея императорского величества на будущие времена…»

Для царских рудников и заводов на Алтае с каждым годом требовалось все больше работников.