Гессен Эстер Яковлевна
Эстер Гессен о Бийске 1943 года
Гессен Эстер Яковлевна (девичья фамилия Гольдберг) родилась в 1923 г. в польском Белостоке. Накануне войны приехала в Москву, поступила на филологию в Московский институт философии, литературы и истории. Больше сорока лет проработала в редакции «Советская литература на иностранных языках». Переводила с польского и на польский. В настоящее время живет в Израиле.
В 1943 г. двадцатилетняя Эстер Гольдберг оказалась в Бийске. Здесь она познакомится со своим будущим мужем и войдет в семью известного пушкиниста Арнольда Гессена (он тоже жил в это время на Алтае). В 2014 г. в Москве изданы мемуары Эстер Гессен «Белосток – Москва». Бийскому периоду в этой книге посвящено много страниц.
<…> Наконец я добралась до Бийска. Этот город со стотысячным населением на реке Бии был конечной станцией, здесь железнодорожные пути обрывались.
И приходил туда всего один поезд в сутки. Мама, предупрежденная о моем приезде телеграммой, поджидала меня на вокзале ежедневно, и в конце концов дождалась. Нашей радости не было предела. Мама снимала комнату в одноквартирном домике у местной семьи, то есть у матери с дочерью чуть моложе меня. Ее муж и сын были на фронте. Хозяйка по случаю моего приезда специально затопила русскую печь на кухне и нагрела мне воду для мытья. Это меня очень растрогало, поскольку мама уже успела мне рассказать, что с баней в городе плохо, работает всего одна, да и то не каждый день, и туда выстраиваются длиннющие очереди. <…>
Белосточан в Бийске было несколько тысяч, поляков и евреев. В городе существовало официальное представительство польского эмигрантского правительства, старавшееся по мере возможности поддерживать и опекать бывших граждан Польши. Все эти люди, в том числе и моя мама, получили после амнистии временные удостоверения, в которых было сказано, что в будущем они подлежат обмену на польские паспорта.
Я была, пожалуй, единственной гражданкой бывшей Речи Посполитой, которая приехала в Бийск с обыкновенным советским паспортом. Неудивительно, что, когда я прописывалась (а без прописки нельзя было ни устроиться на работу, ни получить хлебные карточки), соответствующие органы обратили внимание на этот факт.
А пока я принялась за поиски работы. Речь могла идти только о физической работе, во-первых, потому что мой русский язык все еще оставлял желать лучшего, а во-вторых, то обстоятельство, что я была с оккупированной территории, к тому же из бывшей Польши, начисто исключало возможность какого-либо умственного труда. Впрочем, меня это не слишком огорчало, поскольку рабочие получали по карточкам 800 граммов хлеба в день, а служащие — только 600. Эти 200 граммов имели для нас большое значение, так как мама, страдавшая ишемической болезнью сердца, была к физическому труду неспособна, а на умственный не могла рассчитывать по тем же причинам, что и я. К счастью, у нее была врачебная справка о болезни, и благодаря этому она все же получала по 400 граммов хлеба как иждивенка. А хлеб был тогда нашей основной едой. Ну и картошка, на которую мы выменивали понемногу привезенные из дома вещи. Увы, этих вещей было мало изначально, и их количество таяло с каждым днем. Словом, я согласилась на первую же предложенную мне работу и стала формовщицей на сталелитейном заводе, эвакуированном из города Николаева. Мы делали из песка и глины формы для литья. Работа была тяжелая, мы вкалывали по десять — двенадцать часов в сутки, как правило, без выходных. Поскольку я совершенно не владела этой профессией, то справлялась с трудом, и все отнимало у меня больше времени, чем у моих более опытных коллег. В нашем отделе литейного цеха трудились одни женщины, хотя это, в сущности, чисто мужская работа. Непосредственно литьем занимались мужчины, освобожденные от армии как незаменимые специалисты. <…>
Источники информации:
Алла Кторова о Барнауле 1943 года; Эстер Гессен о Бийске 1943 года / подгот. Е. Платунов // Культура Алтайского края. 2015. Март (№ 1). С. 38–41.